– Так оно и есть!
– Но те доказательства, на которые опирался суд...
– Это самая обычная подстава!.. – Коннел с трудом сдерживался. – Могу это доказать. Понимаете, то место, где я раньше жил, и где жила моя семья – это пригород, тихое место, едва ли не деревня, где каждый человек на виду, а слухи разносятся куда быстрее, чем это можно себе представить. Так вот, уже после того, как арестовали моих мать и брата, один из местных воров по кличке Хлопок, будучи в изрядном подпитии, проговорился в одном из тамошних кабачков, что его наняли подкинуть в дом бедной вдовы какой-то свиток. При обыске этот свиток нашли, и там были записаны богохульные тексты. Кроме того, офицер, руководивший обыском, едва ли не на глазах у всех вытащил из своего кармана несколько листов бумаги, и заявил всем, что он все эти богомерзкие писульки только что отыскал в этом доме...
– А это не так?
– Нет! Все эти бумаги были принесены в наш дом этим служивым! Кстати, все тот же офицер очень хорошо известен в нашем пригороде – хапуга и стервец еще тот, ему и слова против не скажи – враз в тюрьму закатает! Едва ли не данью обкладывает каждого из мастеровых, и управы на него нет, хотя некоторые уже и пытались на него жаловаться, только тем бедолагам эти жалобы боком вышли! А знаете, почему? Да по одной простой причине: этот служивый приходится близким родственником купцу Гуряну, против которого бороться бесполезно – у мужика есть и деньги и власть. К тому же Гурян давно пытается извести всю нашу семью, стереть ее в порошок, и, похоже, сейчас начинает воплощать намерение в действительность. Вы же знаете о той давней истории...
– Скажем так – я в курсе... – чуть пожал плечами Павлен. – Это все? К сожалению, то, что вы мне только что сказали – это все предположения, слухи, а не доказательства.
– Но как же так... – растерялся Коннел.
– А вот так. Для того, чтоб вновь заняться делом, по которому Святая церковь уже вынесла свой приговор – для этого нужны серьезные, обоснованные доказательства, которых у вас, к сожалению, нет.
Коннел замолк, не зная, что тут можно еще сказать, а мне оставалось только помалкивать. В торговле я давно, и в деловых переговорах многое понимаю даже по интонации. При чем тут торговля? Да при том, что именно этим сейчас и занимается многоуважаемый Павлен, чтоб его!.. Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что сейчас Пес Веры предложит нам какую-то сделку. Интересно, что ему, паразиту, еще от нас надо?
– Но в Зайросе вы уже доказали свою преданность трону и Святой церкви, что само по себе заслуживает награды... – после паузы вновь заговорил Павлен. – К тому же это дело о ереси проходило, скажем так, только по нашему ведомству, и отношения к мирскому суду не имеет. То есть я могу своей волей инициировать повторное расследование этого дела, и даже более того: на основании некоего давнего закона имею право на время этого расследования выпустить из тюрьмы арестованных, то бишь мать с сыном, но тут есть одна тонкость...
Пес Веры вновь умолк, а мне оставалось лишь предполагать, с чего это наш уважаемый инквизитор намерен проявить столь высокое благородство, и отчего он так ломается – похоже, собирается набить цену высокую цену своему согласию. К чему-то он нас готовит – тут, как говорится, и к бабке не ходи, все ясно и без долгих пояснений. Интересно, что он опять придумал?
– Так вот... – продолжал Павлен. – Так вот, в том давнем законе говорится, что арестованные люди могут быть выпущены под ответственность семейной пары, причем пары состоятельной: дело в том, что эти двое отвечают своей свободой и имуществом за то, что те, кого отпустили из тюрьмы, так сказать, на поруки, никуда не денутся.
– Но где мы возьмем ту семейную пару, да еще и состоятельную?.. – растерянно спросил Коннел. Ответом ему была чуть заметная улыбка инквизитора, но я поняла все и сразу – это неприкрытый намек на то, что нам с Коннелом надо немедленно пожениться. А что, причина подобного поступка весьма благородна, взывает, так сказать, к самопожертвованию и высоким порывам души. Похоже, Пес Веры делает все, чтоб отныне у отца Витора не было ни малейшей возможности к бунту или же неповиновению, ведь если я окажусь замужем, то и отцу Витору придется окончательно и бесповоротно смириться со всем происходящим. Ну, что тут скажешь? Только одно: Святая инквизиция (чтоб ее, заразу!) из любой ситуации стремится извлечь для себя максимальную выгоду. Правда, нашим согласием на подобный союз господин Павлен не интересуется, тем более что эти мелочи не стоят особого внимания.
Надо сказать, что Коннелу понадобилось куда больше времени, чем мне, чтоб понять, что, вернее, кого конкретно имеет в виду Пес Веры, когда говорит о браке. Парень повернулся ко мне и даже не произнес, а выдохнул только одно слово:
– Арлейн...
Ранее я даже не представляла, что в одно слово можно вложить только чувств – и надежды, и боли, и просьбы о помощи. Ну, тут не знаешь, что и сказать в ответ! Бесспорно: Коннел – парень хороший, но у меня пока что нет ни малейшего желания вновь вступать в брак, от недавнего развода все еще отойти не могу. И потом, замужество вообще в мои планы не входит – хватит и того, что все тот же Пес Веры сегодня днем ясно указал мне то место, которое я должна занимать, а сейчас он чуть ли не прямо предлагает мне вступить в брак с другим человеком. Ох, как же эти ловкачи из Святой инквизиции привыкли играть человеческими судьбами!
– Я хотел еще кое-что добавить... – продолжал Павлен. – Если к этому времени осужденных отправили на каторгу, то их придется снимать с этапа, а это дополнительные хлопоты и сложности, а еще может потребовать немало времени.