Стылая - Страница 196

196

– В общем, придется скидываться, так?.. – тяжело вздохнул Якуб.

– Не жадничай, у тебя золота с собой полмешка... – усмехнулась я. – Отсыплешь немного, не обеднеешь. И потом, дорожные сборы никто не отменял, даже в этой стране.

Конечно, мне тоже жалко отдавать изумруды, но на вещи надо смотреть реально – если не заплатим, то можем задержаться очень надолго. И потом, эти сравнительно небольшие деньги отнюдь не являются для нас неподъемной суммой.

– Да пока я это золото на себе волок, у меня чуть пупок не развязался!.. – только что не взвыл Якуб.

– Но ведь не развязался же... – отмахнулась я. – Скинемся понемногу, не разоримся. У меня есть изумруды, у вас – золото. Не велик убыток, переживем.

– Госпожа Арлейн, у вас нет желания посетить храм?.. – вежливо поинтересовался Коннел. – Помнится, мы с вами прошлый раз там искренне молились о внесении ясности в затуманенные головы. Хотелось бы провести еще одну совместную молитву – она здорово очищает разум...

Я с трудом сдержала улыбку – вот паразит, нашел, о чем вспоминать! Помнится, тогда мы с Коннелом постарались поговорить друг с другом без привычной враждебности, и даже более того – парень позволил себе распустить руки. Похоже, сейчас Коннел приглашает меня на свидание, ведь на этом небольшом клочке земли, который занимает монастырь, другого места для общения просто не найти.

– Ну, раз мы здесь намерены пробыть несколько дней, то почему бы завтра и не помолиться?.. – улыбнулась я.

К несчастью, все наши планы пришлось менять, и, думаю, не надо долго пояснять, кто был тому причиной. Принц Гордвин так подвывал и стенал в своей запертой келье, что выспаться ни у кого из нас не получилось. Высокородный отступник утих лишь под утро, но стоило вновь раздаться колокольному звону, как из-за закрытых дверей вновь стали раздаваться тоскливые стоны, от которых хотелось заткнуть уши.

Однако хуже было другое – принц не только отказывался есть скромную монашескую пищу, но и при особо громких звуках церковного колокола извивался в конвульсиях на полу и бился головой о стены. Понятно, что если дела и дальше так пойдут, то грешник-принц или окончательно сойдет с ума, или полностью разобьет себе голову, или же выкинет что-либо иное, совершенно непредсказуемое. Во всяком случае, Павлен, которому Якуб рассказал о происходящем, только вздохнул: делать нечего, надо сегодня же уходить из монастыря, иначе церковная магия может сотворить невесть что с теми порождениями темных сил, что сейчас терзают душу принца, и последствия могут быть непредсказуемы.

Об этом же говорили и монахи: мы, дескать, не раз подходили к дверям карцера и предлагали этому молодому человеку очиститься от всего наносного, провести ритуал изгнания темных сил, только вот тот и слышать об этом не желает – дескать, пошли все вон от меня! Мол, я здоровей и умней всех вас, мерзавцы!.. Вдобавок обещает, что когда станет королем, то присланная им армия сотрет монастырь до основания, камня на камне от него не оставит... Разумеется, монахи не восприняли всерьез слова Гордвина о том, что он, дескать, будущий король, но зато им было понятно, что принц вовсе не стремится очиститься от того дурного, чем успел отягчить свою душу, а раз так, то рано или поздно, но судьба этого молодого человека может кончиться более чем печально. В подобных случаях, чтоб не усугубить ситуацию еще больше, принято увозить из монастыря тех, чью душу не могут, да и не желают покинуть темные силы, давно поработившие эту самую грешную душу.

Ну, раз дела обстоят таким невеселым образом, то уже с утра было решено покинуть святую обитель. Конечно, рискованно отправляться в дорогу, когда имеется всего трое тех, кто в состоянии передвигаться самостоятельно, да вдобавок ко всему имеется трое практически неподвижных людей, а ведь нам надо вновь пробираться по диким лесам Зайроса. Впрочем, это еще можно пережить, но когда вдобавок ко всему мы обязаны заботиться еще об одном весьма неприятном типе, от которого неизвестно что можно ожидать... В этом случае поездка может оказаться весьма опасной.

Увы, выбора нет, да и помощи со стороны ждать не стоит, и потому было решено готовиться к отъезду, хотя хлопот с отбытием было не очень много: проверили оси и колеса, положили в кузов телег побольше сена, запрягли коней, за которыми все то время, что нас не было, ухаживали монахи. Мне даже показалось, что монахи успели привязаться к этим животным, и им было по-настоящему жаль с ними расставаться. Вообще-то этих людей можно понять: всего лишь несколько человек проживают здесь, в этих местах, полностью оторванные от мира, а лошади – это такие необычные существа, к которым можно быстро прикипеть сердцем, и расставаться с ними по-настоящему сложно. Все, что мы могли пообещать здешним монахам, так это только то, что по прибытии в Сейлс сделаем все, чтоб хоть немного облегчить их жизнь.

А вот наши святые отцы, и верно, выглядели неважно – бледные, с синими кругами под запавшими глазами, и каждый из них все еще не мог даже стоять без чужой помощи – к телегам монахи их вели под руки. Понятно было и то, что в дороге святые отцы вряд ли смогут сидеть, скорей всего, эти измученные молодые люди во время пути будут только лежать. Ну, раз дела обстоят таким образом, то мы постарались сделать все, чтоб путь для них был более-менее сносным, во всяком случае, сена в телеги набросали едва ли не доверху. Что же касается Павлена и принца Гордвина, которым тоже предстояло путешествовать в одной телеге – увы, но иначе никак!, то мы из старой доски соорудили в их телеге нечто вроде довольно высокой перегородки. Зачем? А разве непонятно? Хотя бы для того, чтоб эти двое видели друг друга как можно меньше. Разумеется, подобное не является выходом из положения, тем более что от бурчания и недовольства Гордвина инквизитору все одно никуда не деться, но хотя бы постоянно не видеть вечно разраженную и недовольную физиономию принца – это уже немало.

196