Что касается всех остальных, то здесь все тоже было далеко не так просто. Святым отцам и инквизитору монахи помогли добраться до келий, в которых те останавливались раньше, а мы трое, те, кто все же был в состоянии держаться на ногах, худо-бедно, но до своих келий добрели сами. Не знаю, что делали Коннел с Якубом, но я, немного передохнув, даже не пошла, а поплелась на задний двор, набрала нам пару ведер воды, потом прихватила старую бадейку, и, как смогла, помылась в своей келье. Трудно сказать, сколько с меня сошло грязи, но понятно, что немало. Еще радовало то, что я предусмотрительно прихватила с собой в дорогу запасную одежду, которую, правда, с собой на Птичью Гряду брать не стала – зачем тащить лишнюю тяжесть, если все одно будем возвращаться этим же путем, через монастырь? Зато сейчас, после того как я помылась и переоделась в чистое, мне сразу стало легче, и даже усталость словно отступила.
Убирая в свой дорожный мешок свою насквозь пропыленную и пропахшую потом одежду, почувствовала, что у меня от стыда горят щеки. Между прочим, было из-за чего: до монастыря мы сумели добраться только во второй половине дня, и все то время, пока мы шли сюда, я тащила отца Витора едва ли не на себе, перекинув его руку через свою шею. Святые Небеса, как же, наверное, от меня все это время несло потом и застарелой грязью!.. Стыдобушка! Что теперь обо мне думает отец Витор? Да чего там предполагать, и так ясно, что ничего хорошего... Сейчас хоть на глаза парню не показывайся! Пожалуй, пока что мне не стоит к нему и близко подходить – так на душе спокойнее, да и в глаза отцу Витору смотреть стыдно! Наверняка он теперь считает меня замарашкой, которая не в состоянии следить за собой...
Невольно вспомнился флакончик с жасминовой водой, который остался у меня в конторке. Помнится, дома я постоянно пользовалась этой иноземной водой, запах которой был пусть и легкий, но очень приятный, мне, во всяком случае, он очень нравился, да и сам аромат жасмина держался долго. Эту самую жасминовую воду я частенько покупала у тех купцов, что приезжали к нам из дальних стран – дело в том, что этой душистой водой я пользовалась постоянно, и она быстро заканчивалась... Ох, как бы тот флакончик ныне мне пригодился, но, увы – пузырек с нежным запахом жасмина остался дома, за морем, забытый, и засунутый за кипу бумаг на моем столе, так что о нем и вспоминать не стоит.
Коннел, Якуб и я – мы и сами не поняли, как собрались все вместе возле храма, и Коннел, глядя на меня, чуть съехидничал:
– Госпожа Арлейн, вы выглядите просто замечательно! Словно и не было перехода по горам, да еще едва ли не в обнимку со святым отцом! Похоже, под сенью этого монастыря на вас снизошла благодать...
– Коннел, хватит!.. – махнула я рукой. – Не напоминай мне о том, что от моего недавнего вида шарахнулся бы даже бальдандерс! Только-только об этом забывать стала, а ты снова напоминаешь о том, как мы все еле доползли до монастыря! Не порти мне настроение, я всего час назад вновь жизни радоваться стала!
– Все, молчу!.. – улыбнулся Коннел.
– И хорошо... – вздохнула я. – Вы, парни, как я вижу, уже тоже успели придти в себя?
– Более или менее... – пробурчал Якуб.
– Лучше скажите, как там наш господин инквизитор и святые отцы? Надеюсь, им стало хоть немного легче?
По правилам здешнего монастыря женщина не имела права заходить в кельи мужчин. Единственное, что дозволялось – это разговаривать с ними через закрытую дверь, чего мне делать никак не хотелось. Конечно, у меня было огромное желание узнать, как чувствуют себя остальные, но правила есть правила, и если ты находишься в святой обители, то следует жить по здешним законам. Потому-то Якуб и Коннел могли заходить к нашим служителям церкви ровно столько раз, сколько им заблагорассудится, а вот мне вход к ним заказан. Может, это и к лучшему, а то мне было бы стыдно смотреть на отца Витора.
– Вроде ничего, хотя я никаких перемен в их поведении не заметил... – поведал мне Якуб. – Лежат, не в силах пошевелиться, только глазами хлопают. Господин Павлен на ноги самостоятельно подняться не может, да и двое остальных чувствуют себя ничем не лучше, но, думаю, это дело исправимо. Через какое-то время отоспятся, в себя придут, сил наберутся, а не то сейчас они даже пустую кружку в руках удержать не в состоянии. Верите – я сейчас всех троих с ложки кормил...
Похоже, эта троица святош полностью обессилела. Неудивительно – они и раньше держались только за счет того самого непонятного белого порошка, ну, а без него, как оказалось, парни сейчас не могут пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Это верно, перед обратной дорогой нам всем не помешало бы хоть немного перевести дух... – согласилась я. – Пары дней отдыха нам наверняка хватит, да и монахам найдется, о чем поговорить с нами... Кстати, Коннел, я хотела поинтересоваться насчет дороги. Помните, за возможность пройти по землям здешних племен мы отдавали некую плату. А сейчас...
– Сейчас ничего не меняется... – вздохнул Коннел. – Правда, на этот раз плата будет куда меньше, и несколько иной, то есть возвращающиеся люди платят тем, что сумели добыть – золотом, пушниной, драгоценными камнями...
– А если я, допустим, возвращаюсь с пустыми руками?.. – хмыкнул Якуб.
– Ну, в одиночку тут все одно никто не ходит. Идут группами, так что скидываются понемногу. И потом, местные жители цену золоту знают, имеют представление о тяжелом труде старателя, а потому много и не просят.
– Немного – это сколько?.. – мрачно поинтересовался Якуб.
– Ну, тут широкий выбор. Несколько щепоток золотого песка, или же небольшой самородок, или несколько драгоценных камней. Нам подобное вполне по силам.