На телегу Коннел сумел забраться с большим трудом, можно сказать, Якуб затащил его на себе. Когда же обоз вновь двинулся вперед, я негромко сказала нашему проводнику, который все еще не мог разогнуться и постанывал сквозь зубы:
– Господин Коннел, если вы рассчитывали сделать счет равным, то есть один-один, то у вас это не совсем получилось. Сейчас у нас с вами счет два-один в мою пользу, только вот играете вы грязно. Я тоже, как вы успели заметить, излишком гуманизма не страдаю, так что не заставляйте меня доводить счет до трех-одного, и опять в мою пользу, разумеется.
Проводник ничего не ответил, но глянул на меня так, что я поняла – этот парень так быстро не угомониться, и в самое ближайшее время постарается сделать счет равным, а потом вырваться вперед. Эх, господин Коннел, не с тем человеком ты связался, я тоже не люблю проигрывать.
Как и ожидалось, дорога сейчас была куда более ровной, да и слова Меруса о безопасном пути сыграли свою роль, так что передвигались мы сейчас на диво быстро, да и чувствовали себя сравнительно спокойно. Коннел все еще не вставал с телеги, что неудивительно – приложила я ему от души. Заслужил...
Вскоре рядом со мной оказался отец Витор. Пожалуй, из всей этой тройки святош он нравился мне больше всех, да и, рискну предположить, ему нравилось разговаривать со мной. Если честно, то и мне с ним тоже, потому как, несмотря на свое темное облачение, этот молодой человек не был жестким догматиком, и к тому же не замыкался в себе.
– Госпожа Арлейн... – начал, было, он, но я его перебила.
– Отец Витор, хотите, я вам скажу, о чем вы хотели меня спросить? Вы не можете понять, с чего это вдруг я накинулась на нашего проводника, и едва ли не искалечила его, бедняжку?
– Ну, чтоб предугадать мой вопрос, не надо быть провидцем... – хмыкнул отец Витор. – Я, честно говоря, не нахожу должного объяснения вашему довольно-таки жестокому поступку. И к тому же вы ему сказали про счет два-один...
– Отец Витор, у вас прекрасный слух! Поздравляю.
– Польщен. И все же соблаговолите ответить на мой вопрос.
– Все, что вы пожелаете, святой отец... – улыбнулась я. – Ради вас – все, что попросите! В пределах разумного, разумеется. Но если бы даже намекнете на что-то большее – обещаю подумать.
Возможно, подобное кому-то покажется странным, но с этим парнем в темном церковном облачении я чувствовала себя на диво легко и просто, и даже иногда позволяла себе шутить, что для меня совсем нехарактерно. Хороший паренек, чем-то напоминает мне ребятишек из детства, когда все было проще, и можно было не скрывать свои чувства и эмоции. С отцом Арном я бы себе никогда не позволить изъясняться в таком тоне – слишком он суровый, да и следит едва ли не за каждым нашим шагом, а уж про Пса Веры я и не говорю – с инквизицией шутки могут выйти боком.
– Вы меня смущаете... – усмехнулся отец Витор. – А если говорить серьезно?
– Дело в том... – вздохнула я, – дело в том, что я человек не только прагматичный, но и, смею надеяться, предусмотрительный, а потому еще в Сейлсе спрашивала то, что не очень интересно простым людям. Вернее, круг моих интересов касался торговли и всего того, что с ней связано, вы уж извините меня за столь скучные подробности. А уж когда оказалось, что нам придется отправляться в невесть какую дыру, то бишь к той самой Птичьей Гряде, то я еще кое о чем поспрашивала торговых людей, в том числе и о местных законах...
– И?
– Скажем так: лирики в моей душе немного и я весьма трезвомыслящий человек. В отличие от подавляющего большинства людей смотрю на мир куда жестче и циничней, чем они.
– Все равно ничего не понял.
– Видите ли, что касается тех старейшин... Да, тут есть такое правило: если они принимают у себя чужаков, то и верно, этим почтенным людям принято делать какой-либо дар, хотя это считается вовсе не обязательным. Старейшинам вполне хватило бы пары мешков с мукой или крупами, нескольких рулонов тканей, или чего-то подобного. У нас же забрали едва ли не треть всего того, что мы везли. Непорядок.
– Не улавливаю вашей мысли.
– Поговорим о переводчике Мерусе. Для начала выбросьте из своей головы разговоры о благородных людях, нашедших свою судьбу среди коренных жителей этой страны и стремящихся ознакомить их с благами цивилизации. Не спорю: среди пришлых, живущих в племенах аборигенов, разумеется, есть и настоящие романтики, но все же большей частью это люди, через которых осуществляется торговля между здешними племенами и приезжими, то есть они получают неплохой процент от сделок. Каких? Торговля пушниной, золотом, необработанными камнями, и много чего иного. Почти у каждого из этих так называемых переводчиков в банке Сейлса открыт счет, который они постоянно пополняют в надежде обеспечить свою старость на далекой родине. У таких людей, как Мерус, постепенно образуются немалые связи, и они стараются пополнить свой счет всеми возможными способами, не всегда честными и порядочными. Проще говоря, они такие же прожженные циники, как и я.
– Вы намекаете на то...
– Не намекаю, а говорю прямо. У здешних племен принята высокая порядочность и честность в отношениях – они никогда не возьмут чужого. Например, пока мы были у старейшин, с телег не было взято ничего, однако сейчас местные жители не стесняли себя ни в чем. Вначале я не могла понять причины, отчего эти люди едва ли не сгребали с телег лежащие там мешки, но стоило немного подумать – и все стало на свои места. Знаете, когда мы пробирались лесом, то Мерус и Коннел разговаривали между собой на языке этого племени, и я пару раз услышала слово «чеч», что в здешних местах и означает этот самый процент от торговли.